Mongolia: Eyes on the future

Mongolia is vast, sparsely populated, exceptionally mineral-rich and has a land mass largely unworkable for agriculture – an ideal mix for the mining industry. The country has the opportunity to use mining to drive significant economic growth but it is locked in a fierce battle against its own inexperience.

Mongolia only swapped its one-party Soviet-style system for a parliamentary and more capitalist way of life in 1990. Thirteen short years later, there were almost 20 exploration rigs working on the Oyu Tolgoi (OT) copper-gold project and Mongolia was on centre stage for the biggest commodities boom since the industrial revolution.

An undermanned minerals department was inundated with exploration applications and parliament was under immense pressure to ensure the country’s wide range of resources returned the maximum value to Mongolians, without scaring away investment. Even experienced mining nations can mismanage resource investment (see Australia’s Mineral Resources Rent Tax) so it isn’t surprising that Mongolia has largely got it wrong.

The first murmurings that things may go pear-shaped came with a 68% Windfall Profits Tax on copper and gold concentrates in 2006, which targeted the massive OT development. Though the tax was repealed in 2009, well before OT shipped its first copper last year, it was a sign of things to come.

The Mongolian government has continued to battle with its investment legislation, the bureaucracy surrounding its mining industry, and specifically the investment agreement with miner Turquoise Hill Resources Ltd that is managing the development of OT. The situation came to a head last year, when private-sector contribution to GDP collapsed from more than 80% to less than 50%, FDI came back at pre-OT levels, and the Mongolian Tughrik sunk at historical lows (lower than when the IMF last bailed out the government).

But changes are afoot and recently the government has been on a charm offensive in a bid to convince the private sector that Mongolia has learnt its lessons and, more importantly, to highlight the work being done to improve the regulatory environment around its burgeoning mining industry.

Minerals and geology

Mongolia is in the top three producers in the world of both acid and metallurgical-grade fluorspar but is most famous for its coal, copper and gold potential, according to the US Geological Survey. Mineralised systems hosting molybdenum, tin and tungsten occurrences are also common.

As of 2008, it was estimated that granitoids intruded into some 30% of near-surface rocks, most of which have greisens and vein mineralisation associated with calc-alkaline magmas. The central region of Mongolia is characterised by complex folded structures and basins that are regularly mineralised. The South Gobi desert, meanwhile, plays host to the country’s large and extensive coal deposits. Petroleum is produced in the east.

Projects

Existing mines in Mongolia include a handful of privately held operations but the open-pit, underground OT development co-owned by majority-held Rio Tinto subsidiary Turquoise Hill Resources (66%) and the Mongolian government (34%) remains the most important symbol of the government’s ability and willingness to partner with miners in the develop­ment of its resources sector.

Turquoise Hill expects to produce 150,000-175,000t of copper and 700,000-750,000oz of gold in concentrates in 2014, making OT one of the world’s largest operations. However, a US$4 billion investment needed for the underground development has been put on hold until Rio can nut out its differences with the government.

The deadline for take-up of the underground finance package was extended last year and now expires at the end of this month, by which time Rio and the government are meant to agree on a number of issues, namely: the prefeasibility study for the underground development, water rights and usage, royalties, finance terms, licences adjoining OT, and an audit on the first-phase open-pit development.

Back office contracts such as catering for the project were signed off at the start of this year, indicating a level of assumption on the part of Rio, which is managing the development, that agreement would be reached. Mining Journal sources on the ground in Mongolia have also suggested that the finance deadline would be met and, even if it wasn’t, the banking syndicate would be willing to extend the deadline within reason until the joint venture was ready.

The other major project that flirted with a public-private partnership is the massive Tavan Tolgoi (TT) coal mine in the south. The government has been toying with various structures to take advantage of TT’s potential 7,000Mt coking and thermal coal reserves since 2007 by using a combination of nationalisation and public-private partnership. The most recent plan in 2011 was to float almost 30% of TT’s state-owned holding company across several major exchanges to fund half the project, with the other half to be sold to a consortium of major mining groups. That has proved too ambitious and, together with a falling coal price, means that TT remains relatively undeveloped.

TSX-listed Centerra Gold Inc is one of the very few private mining companies to fully own a producing mine. The company’s Boroo gold mine is Mongolia’s largest hard-rock gold mine and produced 85,000oz last year. Mongolrostsvetmet LLC operates the Dzuntsagaan Del fluorspar mine, while state mining company Erdenet Mining Corp has a handful of joint ventures, mainly with the Russians and the Chinese, principally covering coal and copper mining operations.

The junior end of the market that threatened to overrun Mongolia mid-last decade is under-represented because of a moratorium on exploration licences that has so far lasted three-and-a-half years. What’s more, the government has rescinded 106 exploration licences issued by a former government as part of a corruption investigation.

Policy

Mongolia would not consider withdrawing 100-plus licences in the fight against corruption a mistake. It has, however, acknowledged publicly that its Strategic Entities Foreign Investment Law (SEFIL) introduced in the lead-up to the 2012 elections was a faux pas on an epic scale.

Neil Ashdown, from the Mongolia desk at inter­national risk consultancy IHS, told Mining Journal SEFIL was “as nationalistic a piece of legislation as you could imagine”. He said it was poorly drafted to boot and supporting legislation was delayed, making an already offensive piece of legislation both confusing and messy, too. Shortly after SEFIL was introduced, a new and unhelpful Mining Policy was also published.

This questionable legislation was presented against a backdrop of uncertainty surrounding OT as talks with Rio reached breaking point, and a US$300 million lawsuit against the government was pursued relating to an expropriated exploration licence from 2009.

The good news is that the resulting economic capitulation of Mongolia, combined with leadership from the more pragmatic Democratic Party, has resulted in a tangible turnaround in attitudes.

The SEFIL was replaced last year by the Investment Law, a far better piece of legislation and covers both Mongolian and foreign investments. The Mining Policy, re-released late last year after industry consultation, will form the basis of a more suitable Mining Law in the near future, which is also likely to lead to an end to the moratorium on exploration. Gold royalty legislation has already been amended to bring down rates from 10% to 2.5% for gold sold to the central bank as Mongolia looks to boost national bullion reserves.

This effort to undo the damage done in the years leading up to the 2012 elections in Mongolia has been matched by a concerted push to have the new-look Mongolian government acknowledged in the mining world. Ministers have been touring Australia and the PDAC conference in Canada, and the government has improved its use of global news services to send a more positive, unified message.

“The main message is we are giving more advantages to the private sector,” Mining Ministry head of strategic policy and planning, told Bloomberg recently. “If there is too much state involvement, it’s not good. Last year was the best lesson.”

The past decade has been a learning curve for Mongolia. First-world mining nations such as Canada or Australia would struggle to manage the influx of explorers that descended on Mongolia last decade, without having to establish a framework from scratch for the development of world-class operations. In this context, though far from a flawless performance, Mongolia has done well.

“You would struggle to find someone who knows Mongolia that doesn’t think the government is improving its understanding and its capacity to facilitate investment and enterprise”.

Risks

Still, there remain several clear risks to investment in the Mongolian mining sector. An obvious concern in such a large, undeveloped country is a lack of infrastructure, which generally means high capital expenditure bills, particularly for bulk-commodity developments such as coal mines. Most of the risks, however, are political.

Mongolian bureaucrats have a reputation for sluggish administration (read: slow permitting) but more worrying is the historic overlap between business and politics, which leads to a problematic level of corruption. One reason for the stop-start nature of the OT development is related to change in government bringing with it the need to have companies run by newly elected politicians incorporated into the project.

The primary concern for miners should be political longevity. Just as many of the major mistakes that have been made preceded the 2012 elections, there is the potential for a similar round of crowd-pleasing paperwork to be rolled out at the next round of elections in 2016.

“Since the Democratic Party came to power, we’ve seen a shake-up,” Ashdown said. “It’s been a move from the legacy of a State-Soviet leadership to a democratic party.

“[At the] next elections, the question will be politically whether the DP is in a position to consolidate its leadership or whether a return to the MPP [Mongolian People’s Party] looks likely, or even possible. If it does, then you’re going to see an increased occurrence of resource nationalistic politics.”

Investment

Current presiding wisdom suggests a decision on OT will immediately release the next wave of FDI into Mongolian mining, but this seems unlikely. While there are some companies that will move on the back of OT, a larger group is likely to wait for the Mining Law and other supporting legislation to be established before committing time and money. The presumption that OT is the ‘on-off’ switch for mining in Mongolia also discounts the effect a declining coal price and poorer commodity prices in general have had on FDI. A changed government outlook to mining cannot counter commodity risk.

But the fact remains that there are thousands of miners and professional investors watching Mongolia and they all want a piece of the undeniably rich Mongolian minerals pie. Miners feel that they can manage political risk but not geological risk, and in this light a near-virgin, resource-rich nation with a government that is trying is exceptionally attractive. Investment may come back slowly and in stages, but it will definitely return.  

Fast facts: Mongolia

• Location: landlocked between Russia and China (46 00 N, 105 00 E)
• Population: 3 million
• Area: 1.56 million km2
• Land use: arable – 0.4%, permanent crops – 0%, other – 99.6%
• Natural resources: oil, coal, copper, molybdenum, tungsten, phosphates, tin, nickel, zinc, fluorspar, gold, silver, iron
• Government: parliamentary
• Population below poverty line: 30%
• GDP: US$11.4 billion
• GDP growth: 7-11.8%
• Export partners: China (89%), Canada (4%) Source: CIA World Factbook
• Fraser Institute policy perception ranking: 100th (of 112)

석탄은 몽골의 미래

석탄은 몽골의 미래

석탄의 세기가 다가오고 있다’. 몽골의 석탄 수출은 2008년에 320만톤에서 2010년 1,820만톤으로 급격한 신장세를 나타낸다. 몽골의 광산이 본격적으로 개발된 것이 70년대 중반부터라 하고, 사회주의에서 시장경제체제로 전환한 1990년을 계기로 민간 차원의 광산개발이 본격화된 점을 감안하면 실로 상전벽해의 큰 변화라 하겠다. 몽골경제의 연간 GDP 실질성장률이 20퍼센트를 넘을 것이란 월드뱅크의 예측에 이어, 2011년 2천 2백만톤에 달하는 석탄은 수출금액으로 따져 6억 5천만불에 해당된다. 어느새 구리제련물의 수출액을 넘어 당년의 경제성장률 17.3 퍼센트를 가능케 한 것이 바로 석탄의 힘이라 하겠다. 석탄과 구리, 이렇게 단 2가지 광물이 각각 GDP의 30 퍼센트를 차지하다 보니, 둘을 합하면 모두 전체의 60 퍼센트가 되는 셈이다. 앞으로 2025년의 석탄수출량 예측치가 7천 5백만톤이라 하니 석탄수출은 광물자원 중에서 으뜸의 위치를 차지하여 가히 몽골의 미래를 좌우하는 엄청난 위상을 지니게 될 것이다.

옛날 한장의 연탄은 따스한 겨울을 의미했다. 집집마다 구공탄을 때기 시작하면서 난방과 취사를 동시에 해결할 수 있었던 연탄의 온기는 이제 도시가스와 기름보일러에 밀려 아련한 추억 속에서만나거나, 구공탄구이집 같은 서민식당에서나 볼 수 있다. 연탄가스에 중독되어 아찔한 순간도 있었지만, 한국은 석탄을 통해 난방문제 등을 해결하면서 소중한 산림자원을 보호할 수 있었다. 전국적인 녹화사업이 진행된 6, 70년대를 거쳐 이제 한국은 64%의 산림지역을 갖게 되었고, 이중 70%는 개인 소유인 점이 숲이 점점 사라져가는 몽골의 안타까운 사정과 다르다. 나무가 죽어 석탄이 되고, 죽은 나무의 화석인 석탄을 이용하면서 한국의 붉은 산이 다시 무성한 숲을 이룰 수 있게 되었으니, ‘죽은 제갈공명이 살아있는 사마중달을 잡았다’는 삼국지의 고사를 떠올리게 한다. 아주 오래 전에 죽은 몸이 되살아나 산업의 동력으로 다시 제 몸을 불사르는 석탄의 고마움에 대해 생각해 본다.

왜 사람들은 석탄에 열광하는가. 세계는 바야흐로 자원전쟁에 돌입하여 산동네로 올라가는 ‘사랑의 연탄배달’과 같은 우리네 일상을 뛰어 넘어, 에너지자원 확보라는 거대한 명제는 국가경제의 흥망을 좌우하는 매우 중요한 사업이다. 석탄을 석유와 비교해 놓은 것을 보니, 석탄은 우선 석유의 26배나 되는 풍부한 매장량을 가지고 있다. 석유의 전 세계 매장량 추정치가 약 3조 배럴인 데 반해, 석탄은 10조 톤이나 되고, 산업분야 등 다양한 분야에서 의외로 활용도가 높다는 것이다. ‘흑금’, 산업용 고급석탄을 사람들은 이젠 검정색 얼굴을 하고 나타난 금이라는 귀한 이름을 부치기도 한다. 그래서 지난 2월 울란바타르에서 열린 석탄행사, ‘Coal Mongolia' 역시 예사롭지 않게 보인다. 광산 투자자 외에 중장비와 같이 연관산업들까지 아우르는 부수적 유발효과와 도로, 철도와 같은 유관 인프라 개발사업 등이 있어, 몽골에서 2번째로 열리는 석탄회의와 전시회는 그 의미가 자못 크다고 하겠다. 한정된 지구 에너지자원을 향한 절박감, 몽골의 석탄을 향한 노골적인 관심과 자원수입국들의 태도변화를 보여주는 가히 ‘욕망의 전시장’이라고나 할까.

지금으로부터 16년 전쯤 필자는 한국 철도청장에게 전화를 하여 몽골이 원하는 메시지를 전한 적이 있다. ‘타븐 톨고이’라는 광막한(총 매장량 5, 60억톤 추산) 노천탄광을 연결하는 교통망을 건설해준다면 석탄을 맘대로 캐어가도 좋다고 한다고, 만약 북한을 통과하는 것이 문제가 된다면 껄끄러운 남북관계도 몽골이 나서서 중재해주겠다는 의견까지 덧붙혔다. 그러나 그 때만 해도 석탄자원의 중요성에 대한 절박감이 와닿지 않았던 때문인지, 중국에도 석탄이 무진장 많은데 왜 중국너머 몽골에까지 진출해야 하느냐는 반응에 괜히 머쓱해지고 말았다. 그러나 이제 다시 세월이 흘러 세계의 주목을 받고 있는 몽골의 지하자원, 그리고 몽골경제의 고속성장을 뒷받침하는 추진엔진의 역할을 하는 석탄의 의미와 중요성에 대해 생각해 본다.

석탄은 영어로 ‘카-본’(carbon), 이는 라틴어로 석탄, 숯을 뜻하는 carbo에서 나왔다. 그래서 스파게티 종류 가운데 ‘까르보나라’ 역시 석탄(물질)을 의미하는 것이다. 석탄과 스파게티라, 이것은 대체 어찌된 사연일까. 이는 이탈리아에서 석탄을 캐던 광부들이 몸에 붙어 있던 석탄가루가 접시에 떨어진 것을 보고 아이디어를 내어, 후추를 스파게티에 많이 넣은데서 비롯된 사연이라 한다. 석탄은 선사시대부터 이미 인류문명사에 기여한 것으로 나타나고, 숯의 이용은 로마시대로 거슬러 올라간다. 석탄은 크게 무연탄, 유연탄, 갈탄의 3종류로 나뉘며, 유연탄은 다시 산업용 유연탄과 일반 유연탄으로 나뉜다. 여기서 산업용 유연탄이 바로 코킹콜(Coking Coal)로, 가장 비싼 최고급 탄종이다. 물론, 안트라사이트(anthracite)라 해서 석탄 종류 중에 최고급은 1 킬로그램에 1,000 달러짜리도 있다고 하지만, 흑색 또는 암흑색으로 유리광택 또는 수지(樹脂)광택이 있는 석탄인 역청탄(瀝靑炭, bituminous coal)은 산업용 석탄의 정점에 위치해 있다. 최고급 코킹콜(coking coal)은 제철소에서 제철용 코크스나 도시가스 발전용으로 이용되며, 최근에는 수소의 첨가, 가스화 등의 연구가 발전되면서 석탄화학공업의 중요한 자원이 되기도 하다. 역청탄이란 건류(乾溜)시에 역청 비슷한 물질이 생긴다 해서 역청탄이란 이름이 붙었다. 이보다 약간 낮은 급의 일반 유연탄은 ‘Sub-bituminous’, 속칭 스팀 콜(steam coal)이라 통칭되는 것으로 발전소용으로 쓰인다. 더 흔한 종류로 울란바타르에서 난방용으로 쓰이면서 겨울에 대기오염의 원인이 되고 있는 갈탄 (브라운콜)도 있다. 이 중에서 한국으로 수출이 가능한 품목으로는 스팀콜, 코킹콜과 같은 고급탄종 만이 장거리 운송비를 상쇄할 수 있기 때문에 한국까지 수출이 가능할 것이다. 코크스 제조용 석탄은 이를 간접 가열하여 뻑뻑한 액체의 형태로부터 덩어리 모양의 코크스를 만들고, 이것을 고로에 철광석과 함께 넣어 철광석을 녹이고 해당 본체는 찌꺼기 형태로 다시 나오는 과정을 거친다.

한국 석탄수입 구조를 보면 호주, 인도네시아, 중국의 세 나라로부터의 수입 비중이 84.5%로 절대적이며, 이 가운데 중국 비중은 2004년에 30 퍼센트 수준까지 높았다가, 2005년 이후 중국의 수출억제정책으로 수입량은 급감하였다. 석탄은 중국을 움직이는 에너지원의 70%를 점하는 중요한 자원이다. 최근 중국의 석탄정책 기조는 내 것을 지키고, 남의 것을 가져오는 ‘놀부정책’이라 하겠다. 몽골의 석탄이 중국 천진항을 거쳐 제 3국으로 나가는 것을 막기 위해 중국은 코킹콜 수출 관세율을 종전 25%에서 40%로 인상한 바 있다. 에너지경제연구원 자료에 따르면, 우리나라는 유연탄 전량을 수입에 의존하고 있으며, 2007년 수입량은 8,345만 톤(60억 달러)였다. 이중에 몽골로부터의 수입은 거의 없는 편인데, 앞으로 몽골의 신선철도 건설, 러시아 항구를 이용하는 새로운 경로가 개척된다면 몽골석탄을 통한 수입선 다변화가 이루어질 것으로 보인다. 이보다 더 좋은 대안은 돌아 오는 길에 빈 컨테이너로 돌아오지 않도록 시멘트공장에 유연탄을 실어다주고 대신 시멘트를 싣고 몽골로 오는 것이다. 실제 동해안 삼척으로 향하는 물류사업으로 이런 아이디어가 구체적으로 논의된 적이 있었다 한다.

영국의 산업혁명, 그 뒤에는 거의 무한한 성장에너지를 제공했던 석탄의 존재가 있다. 철도의 발명 역시 석탄광산에서 시작되었다. 맨체스터(Manchester)와 리버풀(Liverpool)은 축구강팀으로 한국내에도 잘 알려져 있고, 맨체스터 유나이티드는 우리나라 박지성 선수가 뛰고 있는 팀이다. 그런데, 이 두 도시는 축구에 앞서 철도와 광산의 도시로 먼저 유명해졌다. 19세기 초에 철도는 레일 위로 마차가 달리는 식이었다. 역시 탄광의 엔지니어였던 영국의 조지 스티븐슨은 1821년에 자신이 일하는 탄광에 쓸 증기엔진을 발명했다. 광산주들은 석탄의 원활한 운송을 위해 스탁턴(Stockton)에서 달링턴(Darlington) 구간에 철도를 건설하기로 결정하고, 이 일을 스티븐슨에게 맡겨 1825년에 개통을 보았다. 화물이 아닌 일반승객을 위한 운송사업은 1833년에 시작되었으며, 1825년을 철도시대의 원년으로 삼는다. 이후 영국이 세계대국으로 일어선 것은 철도와 산업혁명의 덕분이라 해도 과언이 아닐만치, 철도는 1900년에 무려 3만 5천 2백 킬로미터로 늘어난다. 리버풀(Liverpool), 맨체스터(Manchester)를 연결하는 철도는 눈에 보이는 대중들에 값싼 운송수단을 제공하는 것을 넘어, 저 멀리 아직은 요원해 보이지만 새롭고 빠른 신교통시대가 열리는 것을 의미했다. 뉴욕으로부터 리버풀까지 대서양을 건너는 데 3주일이 걸리는데, 영국내 두 도시를 연결하는 운송시간이 역시 3주일이 걸릴 만치 당시 물류문제가 심각했다고 한다. 따라서, 새로운 철도시스템은 2개의 큰 도시를 연결하여 저가에 풍부한 량의 석탄을 시장에 공급할 수 있었다.

다시 190년의 세월이 흘러 지금 바라보는 몽골의 철도사정은 어떠한가. 재미있는 것은 한국에서 몽골로 들어오는 해상운송이 육로를 경유하는 시간을 포함해서 3주일 정도 걸린다는 점이 묘하게 일치한다. 변하지 않는 철도, 아니 어쩌면 뒷걸음질 친다고 할 만치 느린 철도로 장차 몽골의 석탄을 실어나르는 데 별 문제는 없을 것인가. 몽골에서 기존철도를 책임지고 있는 울란바타르철도회사는 2012년도 화물운송 실적이 천 6백만 톤으로 전년 대비 18.6 퍼센트 증가하였다고 발표한 바 있다. 광물자원의 수출 역시 증가하고 있다고 하고, 신임 건설교통부 장관은 금년부터 정부의 철도에 대한 투자가 본격화 할 것이라 하여, 과연 철도와 석탄의 만남이 몽골경제의 상승효과로 나타날 수 있을 지 자못 기대가 크다.

우넹툭스 변호사 올림 

법무법인 제피, 대한민국

서울대학교 법과대학 박사 

乌能图格斯  Unentugs


2013년 5월 7날 

История народа Хунну

Вступление

Глава I. Во мгле веков

В древнейшем Китае. Зарождение хуннов. Природа восточных степей. Жуны и хунны. Победа Чжоу и ее последствия.

Глава II. Изгнанники в степи

Предыстория хуннов. Становление хуннов. Открытие Сибири. Продвижение хуннов на север. Соседи древних хуннов.

Глава III. На берегах "песчаного моря"

Первое вторжение хуннов в Китай. Борьба жунов и китайцев. Культура плиточных могил. О языке хуннов.

Глава IV. Великая стена

Война хуннов с княжеством Чжао. Построение Великой стены. Война хуннов с государством Цинь. Падение государства Цинь. О древнекитайской методике исторического повествования.

Глава V. Свистящие стрелы

Шаньюй Модэ и возникновение державы Хунну. Первая война Хунну и Хань. Кочевые тибетцы-кяны. Усуни. Устройство державы Хунну. Общественный строй хуннов.

Глава VI. Господство над народами

Западная граница. Внутренняя политика. Война с Китаем за свободу торговли. Восточная граница. Северная граница. Общественно-экономическая жизнь в державе Хунну. Религия хуннов.

Глава VII. Взлет дракона

Возобновление хунно-китайской войны. Потери хуннов. Борьба Вэй Цина с хуннами. Успехи китайского оружия. Открытие Европы. Западный край. У-ди и его задачи.

Глава VIII. "Небесные кони"

Китайское продвижение на запад. Ушилу-шаньюй. Первый поход в Давань. Второй поход в Давань. Осада Гуйшана. Тяготы войны.

Глава IX. Бой насмерть

Неудавшийся заговор. Капитуляция Ли Лина. Новшество в порядке престолонаследия Хунну. Яньжаньское побоище.

Глава X. Кризис державы Хунну

Борьба за престол. Хуннское общество накануне упадка. Старо-хуннская партия. Война с Китаем. Усунь. Поражение хуннов. Борьба партий в Хунну. Кризис.

Глава XI. Брат на брата

Переворот Чжуанькюй-яньчжи. Междоусобная война. Раздел Усуни и война с Кангюем. Подчинение Хунну Китаю. Хунны в Средней Азии. Таласская битва. Поздние динлины.

Глава XII. Возвращенная свобода

Ханьская политика в оценках современников. Хунны под протекторатом Китая. Захват власти Ван Маном и его реформы. Отложение Хунну от Китая. Ноин-ула. Смена династии. Восстание "краснобровых" и гибель Ван Мана. Восстановление династии Хань.

Глава XIII. Раскол

Успехи хуннов. Борьба внутри хуннской державы. Разделение державы. Ослабление Хунну. Восстание кянов. События в Западном крае. Эволюция южного Хунну. Становление орды - военной демократии.

Глава XIV. Разорванное кольцо

Перед гибелью. Разгром Северного Хунну. Победы Вянь Чао. Потрясения в Южном Хунну. Покорение кянов. Возрождение Северного Хунну. Восстание кянов. Утрата Западного края Китаем.

Глава XV. Последний удар

Таншихай. Четыре ветви хуннского народа. Хунны и гунны.

Словарь этнонимов

Синхроническая таблица

Список сокращений

Генеалогические таблицы

 

С.И. Руденко. К вопросу об историческом синтезе (По поводу одной дискуссии)

Карты и схемы

Ссылки на дополнительные материалы

 

 

Вступление

О существовании народа хунну стало известно из китайских источников. Его наименование оказалось гораздо более долговечным, чем сам народ. Оно широко известно, несмотря на то что носители его погибли полторы тысячи лет назад, тогда как названия многих соседних современных хуннам народов знают сейчас только историки-специалисты. Хунны оставили глубокий след в мировой истории. Двинувшись из Азии на запад, они нашли приют в Приуралье у угров. Слившись с ними, они образовали новый народ, который в Европе стал известен под названием гуннов. До сих пор нередко слово "гунн" звучит как синоним свирепого дикаря. И это не случайно, ибо хунны на протяжении тысячи лет выступали не только как созидатели, но часто и как разрушители. Tempora mutantur et nos mutamur in illis [1].
Однако наша задача не в том, чтобы хвалить или порицать давно исчезнувшие племена. Мы хотим разобраться, каким образом немногочисленный кочевой народ создал такую форму организации и культуру, которые позволили ему сохранять самостоятельность и самобытность на протяжении многих столетий, пока он не потерпел окончательное поражение и не подвергся полному истреблению. В чем была сила этого народа и почему она иссякла? Кем были хунны для соседей и что оставили они потомкам? Найдя ответ на поставленные вопросы, мы тем самым правильно определим значение хуннов в истории человечества.

* - * - *

Научный интерес к хуннам, к их истории и этнографическим особенностям впервые возник в Китае. Основателем "хуннологии" можно считать гениального автора "Исторических записок" Сыма Цяня, жившего во II в. до н.э. Он не только составил летопись войны, которую империя Хань вела с хуннами, но и поставил вопрос: почему всюду победоносное китайское оружие не могло сломить кочевых варваров? На это он предлагал остроумный для своего времени ответ: географическое положение, климат и рельеф Китая и Срединной Азии настолько различны, что китайцы не могут жить в хуннских степях, так же как хунны не могут жить в Китае, и потому покорение страны иного ландшафта и населения, имеющего непохожий быт, неосуществимо [2].
Рациональным зерном анализа Сыма Цяня были поиски объективных факторов исторического процесса, но действительность показала несостоятельность географического метода: в I в. до н.э. хунны ослабели, и империя Хань на полвека стала гегемоном в Срединной Азии.
Продолжателем Сыма Цяня был талантливый историк конфуцианского направления Бань Гу, написавший "Историю Старшей династии Хань", но он не закончил своего труда, так как оказался среди друзей одного опального вельможи и поэтому был заточен в тюрьму, где и умер в 92 г. н.э.
Бань Гу рассматривал проблемы покорения хуннов с точки зрения целесообразности и полагал, что включение в состав империи чуждого по культуре народа может быть вредно для Китая. Он считал хуннов настолько далекими от китайской культуры, что не допускал мысли о возможной ассимиляции, и подробно обосновывал необходимость укрепления китайской границы с хуннами даже в мирное время [3]. Возможно, что позиция историка продиктована тем, что он писал свое сочинение в разгар хунно-китайской войны.
Третья книга, содержащая интересующие нас сведения, - "История Младшей династии Хань" - написана уже в V в. н.э. южнокитайским ученым чиновником Фань Хуа. В качестве материала он использовал не дошедшие до нас труды, которые он, по собственному выражению, "обдумывал здраво" [4] . Его сочинение суше и беднее предыдущих, однако благодаря ему Фань Хуа добился высокого положения. Позднее он принял участие в антигосударственном заговоре и был казнен.
Три указанных исторических труда составляют фундамент истории восточноазиатских хуннов. Что же касается западных гуннов, названных так в отличие от своих восточных предков [5] то первое место принадлежит труду Аммиана Марцеллина [6], давшего красочное описание этого народа.
Подобно китайским историкам, Аммиан Марцеллин - "солдат и грек" - обратил внимание на несходство гуннов со всеми прочими известными ему народами, в том числе и кочевыми аланами. Безусловно, его описание односторонне [7], проникнуто ненавистью к пришельцам, но для исследователя важны данные, совпадающие у него с наблюдениями китайских авторов. Именно они дают возможность восстановить облик древнего народа.
Названными авторами исчерпывается первый период "хуннологии", так как история европейских гуннов не входит в рамки намеченной нами темы ни хронологически, ни территориально.
Второй период "хуннологии" начался с XVIII в., когда этой проблемой стали заниматься французы.
В XVIII в. французские миссионеры заинтересовались не только Китаем, где протекала их деятельность, но и северными народами. Гобиль, де Майя и другие, прекрасно владея китайским и маньчжурским языками, составили остроумные переводные компиляции, ознакомившие Европу с историей восточных кочевников. Этими трудами воспользовался профессор Сорбонны Дегинь; он сопоставил китайские данные с византийскими и издал свою капитальную работу о восточных народах [8]. Ныне эта книга устарела.
Сведения ближневосточных источников собрал и обработал Вивьен де Сен-Мартен [9]. Продолжателями дела, начатого французской школой XVIII в., были ученые XIX в. - Абель Ремюза, оставивший огромное количество частных исследований, и Клапрот, создавший историко-географический атлас "Tableaux historiques de l'Asie", бывший в свое время весьма ценным обобщением. Новый расцвет исторической науки, посвященной центральноазиатским проблемам, наступил во Франции в конце XIX - начале XX в. Это был кульминационный пункт европейского востоковедения. Общие и частные труды Эдуарда Шаванна, Поля Пельо, Анри Кордье и Рене Груссе осветили множество вопросов и дали возможность приступить ко второму, после Дегиня, обобщению накопленного материала. Из исследований немецких ученых надо назвать монументальные работы де Грота [10] и Франке [11]; сведения, сообщаемые ими, в подавляющем большинстве повторяют то, что имеется во французских и русских исследованиях. Что же касается Фридриха Хирта [12], то его работы о хуннах не выдержали испытания временем и потеряли всякую ценность.
Труды английских и американских ученых занимают в истории науки особое место. Книга Паркера "Thousand years of the Tartare" (Shanghai, 1895) написана живо, но лишена ссылочного аппарата, что не дает читателю возможности проверить подчас неожиданные заявления автора. Безусловно ценным вкладом в науку являются монографии Ауреля Стейна, посвященные описанию оазисов бассейна реки Тарим, а также хронологические изыскания Теггарта. Отнюдь небезынтересно исследование О. Латтимора, хотя оно только слегка задевает нашу тему. Но все эти работы для "хуннологии" - лишь вспомогательные, непосредственно же хуннам посвящены книга Мак-Говерна [13] и статьи Отто Мэнчен-Хелфена [14]. Мак-Говерн находится в плену у китайской историографии, воспринятой им некритически. По сути дела, он хорошим английским языком популярно излагает содержание китайских династических хроник. Книга его, ценная как полная сводка источников, использована мною как параллельный перевод китайского текста.
Отто Мэнчен-Хелфен ставит под сомнение достижения русской науки, отрицает преемственность европейских гуннов от азиатских хуннов. Однако его аргументация опровергается при детальном разборе и сопоставлении фактов, и его работы имеют лишь негативное значение.
Итак, многие ученые приняли участие в исследовании интересующего нас вопроса, но первое место в изучении древней истории Срединной Азии уже 100 лет принадлежит русской науке.
Первым русским ученым, поднявшим изучение Центральной Азии на ступень выше современной ему европейской науки, был Н.Я. Бичурин, в монашестве Иакинф. Великолепное знание китайского языка и потрясающая работоспособность позволили ему осуществить перевод почти всех китайских сочинений, относящихся к древней истории Срединной Азии. Его труды, изданные во второй четверти XIX в., до сих пор служат краеугольным камнем для кочевниковедения вообще и истории хуннов, в частности. Не меньшее значение имеют его работы по исторической географии Китая и сопредельных стран. Эти работы не были напечатаны в свое время и начали издаваться только в советский период.
Опубликование Бичуриным китайских источников открыло блестящую эпоху русского востоковедения, хотя некоторые его взгляды и соображения и не подтвердились полностью (например, его мнение, что хунны были монголы).
К обобщению западных и восточных материалов первым приступил В.В. Григорьев, не только арабист и иранист, но и блестящий знаток греко-римской историографии. Используя переводы Н.Я. Бичурина для сравнения с ближневосточными источниками, он построил сводную работу "Китайский, или Восточный, Туркестан", бывшую в его время исчерпывающим исследованием и вплоть до сего дня не потерявшую ценность.
Но не только кабинетные ученые отдали труды и силы изучению азиатской древности. Не меньшие заслуги выпали на долю отдельных путешественников и Географического общества в целом. Н.М. Пржевальский открыл и описал страны, до тех пор известные только понаслышке. Его ученики П.К. Козлов и В.И. Роборовский завершили замыслы своего учителя и не только посетили, ной описали природу тех стран, где когда-то возник, жил и исчез хуннский народ. За ними последовали М.В. Певцов, братья М.Е. и Г.Е. Грумм-Гржимайло, Г.Н. Потанин, В.А. Обручев и в наше время Э.М. Мурзаев. В ярких и красочных экспедиционных отчетах и дневниках перед читателем встают картины бескрайних степей, горных хребтов, с которых бегут чистые ручьи, раскаленных каменистых и песчаных пустынь, снежных буранов и нежного цветения азиатских весен. Страницы, посвященные охоте, знакомят нас. с видами тех же зверей, на которых в древности охотились хунны, а открытие археологических памятников позволяет соприкоснуться непосредственно с материальной культурой далеких времен. Не меньшее значение имеют также их этнографические наблюдения, которые дали материал для классификации не только современных, но и исчезнувших в глубокой древности народов.
В 1896 г. Н.А. Аристов опубликовал в журнале "Живая старина" небольшое по объему, но до предела насыщенное исследование "Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей". в котором видное место уделено древним нарсудам. Продолжателем его дела был знаменитый путешественник Г.Е. Грумм-Гржимайло, посвятивший истории Центральной Азии целый ряд сочинений, из которых наиболее значительною - "Западная Монголия и Урянхайский край". В этом замечательном исследовании подводится итог всем работам русских и европейских историков и географов и критически разбираются все гипотезы и точки зрения, существовавшие в его время. Для историков Срединной Азии эта работа Г.Е. Грумм-Гржимайло стала настольной книгой. Но не все вопросы истории Внутренней Азии были в поле зрения Грумм-Гржимайло, который интересовался преимущественно исторической географией, палеоэтнографией и некоторыми вопросами хронологии. Этот пробел восполнен небольшой, но исключительно ценной книгой К.А. Иностранцева "Хунну и гунны". Содержание этой работы определено ее подзаголовком: "Разбор теорий о происхождении народа хунну китайских летописей, о происхождении европейских гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов". Можно с уверенностью сказать, что ни одна из существующих концепций не укрылась от взора автора и его детального разбора. Книги Г.Е. Грумм-Гржимайло и К.А. Иностранцева вместе содержат квинтэссенцию всей предшествующей науки о хуннах.
Шагом назад была книга А.Н. .Бернштама "Очерк истории гуннов". В ней нет последовательного изложения событий и изменений в хуннском обществе, а выводы автора, будучи подвергнуты критике, не выдержали ее [15]. Однако эта частная неудача меркнет при сравнении с успехами археологии. Нет необходимости останавливаться на отдельных открытиях и работах, хотя именно они заставили нас полностью отказаться от предвзятой точки зрения, рисовавшей нам древних кочевников грубыми дикарями. Этим вопросам посвящено специальное исследование С.И. Руденко "Материальная культура хуннов". Достаточно указать на монументальную работу С.В. Киселева "Древняя история Южной Сибири", посвященную богатейшей культуре Саяно-Алтая, и на исследование А.П. Окладникова "Неолит и бронзовый век Прибайкалья". Только благодаря этим трудам оказалось возможным проследить историю хуннского народа, установить северную границу его распространения и тем самым уяснить его историческую роль. Он был соперником не только империи Хань в районах, прилегающих к Великой китайской стене, как до сих пор представлялось, но и других племен и народов. История хуннов перестала быть придатком истории Китая [16].
Настоящая работа ставит целью выяснение того места, которое хунны занимали во всемирной истории как создатели самостоятельной, хотя и недоразвившейся культуры. В этом аспекте рассматриваются их отношения к китайскому народу и императорам династии Хань; нас интересует их разнообразные взаимоотношения с кочевыми степными племенами и их западные связи, о которых нет прямых указаний в источниках, но которые выясняются из сопоставления имеющихся материалов. Как во всякой сводной работе, в этой книге используются достижения передовой науки.

Примечания

[1] Времена меняются, и мы меняемся с ними (лат. - Ред.).
[2] Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. М. - Л., 1950. С. 51, 55, 57. Сыма Цянь, сын придворного астролога Сыма Таня, служил при дворе императора У-ди в конце II - начале I в. до н.э. Составил книгу "Шицзи" - "Исторические записки", ставшую образцом для дальнейших исторических сочинений. Прозван в Китае, подобно Геродоту, "отцом истории".
[3] Там же. С. 93-96.
[4] Там же. С. 18.
[5] Иностранцев К.А. Хунну и гунны. Л., 1926.
[6] Аммиан Марцеллин. История III. Кн. XXXI, Киев, 1908.
[7] Ср. описание гуннского двора у Приска Панийского. Приск встречал потомков азиатских хуннов, а Аммиан Марцеллин описывал их уже в смешении с уграми и другими восточноевропейскими народами - "Сказания Приска Панийского" (Ученые записки Российской академии наук. Кн. VII. Вып. 1. Спб., 1861).
[8] Deguignes J. Histoire des Huns, des Turcs, des Mogols et des autres Tartas occidentaux avant et depuis J. C. jusqu'a present. P., 1756-1758.
[9] Saint-Martin V. Les Huns blancs ou Ephtalites des historiens bysantins. P., 1849. - Критику выводов Вивьена де Сент-Мартена см.: Гумилев Л.Н. Эфталиты и их соседи в IV в. (ВДИ. 1959. N 1).
[10] S.S.M. de Groof. Chinesische Urkunden zur Geschichte Asiens. Die Hunnen der vorchristlichen Zeit. Berlin - Leipzig, 1921.
[11] Franke Otto. Geschichte des chinesischen Reiches. Berlin, 1930.
[12] Hirth Fridrich. Uber Wolga - Hunnen und Hiung-nu. Munchen, 1900. - Критику этой работы см. в кн.: Иностранцев К.А. Хунну и гунны. С. 126-131.
[13] McGovem W. The early empires of Central Asia. L, 1939.
[14] Maenchen-Helfen O. The Huns and the Hsiung-nu (Byzantion. Vol. XXII, 1945); The legend of origine of the Huns (Byzantion. Vol. XVII, 1945).
[15] См.: Советская археология. Т. XVII. 1963. С. 320-326.
[16] Настоящая книга посвящена исключительно азиатским хуннам, а историю их восточноевропейской ветви читатель найдет в кн.: Артамонов М.И. История хазар. Л., 1960, а также: Altheim Franz. Geschichte der Hunnen. Berlin, 1959.